Митрофан. Слушай, матушка. Я те потешу. Поучусь; только чтоб это был последний раз и чтоб сегодня ж быть сговору.
Г-жа Простакова. Придет час воли Божией!
Митрофан. Час моей воли пришел. Не хочу учиться, хочу жениться. Ты ж меня взманила, пеняй на себя. Вот я сел.
Цыфиркин очинивает грифель.
Г-жа Простакова. А я тут же присяду. Кошелек повяжу для тебя, друг мой! Софьюшкины денежки было б куды класть…
Митрофан. Ну! Давай доску, гарнизонна крыса! Задавай, что писать.
Цыфиркин. Ваше благородие, завсегда без дела лаяться изволите.
Г-жа Простакова (работая). Ах, Господи Боже мой! Уж ребенок не смей и избранить Пафнутьича! Уж и разгневался!
Цыфиркин. За что разгневаться, ваше благородие? У нас российская пословица: собака лает, ветер носит.
Митрофан. Задавай же зады, поворачивайся.
Цыфиркин. Всё зады, ваше благородие. Вить с задами-то век назади останесся.
Г-жа Простакова. Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не любит. С его умом, да залететь далеко, да и Боже избави!
Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад, идти по дороге со мною. Ну, хоть возьмем с собою Сидорыча. Нашли мы трое…
Митрофан (пишет). Трое.
Цыфиркин. На дороге, на приклад же, триста рублев.
Митрофан (пишет). Триста.
Цыфиркин. Дошло дело до дележа. Смекни-тко, по чему на брата?
Митрофан (вычисляя, шепчет). Единожды три – три. Единожды ноль – ноль. Единожды ноль – ноль.
Г-жа Простакова. Что, что до дележа?
Митрофан. Вишь, триста рублев, что нашли, троим разделить.
Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный! Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.
Митрофан. Слышь, Пафнутьич, задавай другую.
Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублев.
Митрофан. Десять.
Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
Митрофан (пишет). Ну, ну, десять.
Цыфиркин. Сколько ж бы на год?
Митрофан (вычисляя, шепчет). Нуль да нуль – нуль. Один да один… (Задумался.)
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет – что считать? Деньги есть – сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
Кутейкин. Шабаш, право, Пафнутьич. Две задачи решены. Вить на поверку приводить не станут.
Митрофан. Не бось, брат. Матушка тут сама не ошибется. Ступай-ка ты теперь, Кутейкин, проучи вчерашнее.
Кутейкин (открывает Часослов, Митрофан берет указку). Начнем благословясь. За мною, со вниманием. «Аз же есмь червь…»
Митрофан. «Аз же есмь червь…»
Кутейкин. Червь, сиречь животина, скот. Сиречь: аз есмь скот.
Митрофан. «Аз есмь скот».
Кутейкин (учебным голосом). «А не человек».
Митрофан (так же). «А не человек».
Кутейкин. «Поношение человеков».
Митрофан. «Поношение человеков».
Кутейкин. «И уни…»
Те же и Вральман.
Вральман. Ай! ай! ай! ай! ай! Теперь-то я фижу! Умарит хатят репенка! Матушка ты мая! Сшалься нат сфаей утропой, катора тефять месесоф таскала, – так скасать, асмое тифа ф сфете. Тай фолю этим преклятым слатеям. Ис такой калафы толго ль палфан? Уш диспозисион уш фсё есть.
Г-жа Простакова. Правда. Правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг мой, коли ученье так опасно для твоей головушки, так по мне перестань.
Митрофан. А по мне и подавно.
Кутейкин (затворяя Часослов). Конец и Богу слава.
Вральман. Матушка мая? Што тепе надопно? Што? Сынок, какоф ест, да тал Бог старовье, или сынок премудрый, так скасать, Аристотелис, да в могилу.
Г-жа Простакова. Ах, какая страсть, Адам Адамыч! Он же и так вчера небережно поужинал.
Вральман. Рассути ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить калоушка-то у нефо караздо слапе прюха; напить ее лишне да и захрани поже!
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Вральман. Чефо паяться, мая матушка? Расумнай шеловек никахта ефо не сатерет, никахта з ним не саспорит; а он с умными лютьми не сфясыфайся, так и пудет плаготенствие пожие!
Г-жа Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка!
Митрофан. Я и сам, матушка, до умниц-то не охотник. Свой брат завсегда лучше.
Вральман. Сфая кампания то ли тело!
Г-жа Простакова. Адам Адамыч! Да из кого ж ты ее выберешь?
Вральман. Не крушинься, мая матушка, не крушинься; какоф тфой тражайший сын, таких на сфете миллионы, миллионы. Как ему не фыпрать сепе кампаний?
Г-жа Простакова. То даром, что мой сын. Малый острый, проворный.
Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье! Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы россиски тфорянин уш и не мог ф сфете аванзировать пез россиской крамат!
Кутейкин (в сторону). Под язык бы тебе труд и болезнь.
Вральман. Как путто пы до арихметики пыли люти тураки несчетные!
Цыфиркин (в сторону). Я те ребра-то пересчитаю. Попадесся ко мне.
Вральман. Ему потрепно снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть. Я сам терта калаш.
Г-жа Простакова. Как тебе не знать большого свету, Адам Адамыч? Я чай, и в одном Петербурге ты всего нагляделся.